|
|
|
|
|
Геопоэзия : Батюшков о Франции- 2 - Час от часу дорога становилась приятнее: холмы, одетые виноградником и плодоносными деревьями, между коими мелькали приятные сельские домики, напоминали нам Саксонию, благословенные долины Дрездена, места очаровательные! Разговаривая с товарищами и любуясь красотою видов, мы неприметно проехали несколько миль; каждый замок, каждое местечко мы принимали за Сирей и смеялись своей ошибке. Наконец, поворотя вправо с большой дороги, вдоль по речке Блез, мы увидели жилище славной Нимфы Сирейской, которой одно имя рождает столько приятных воспоминаний... В ста шагах от селения возвышается замок на высоком уступе; кругом - рощи и кустарники. Всё просто, но природа всё украсила. К замку примыкает Английский сад и несколько тенистых аллей, к которым никогда не прикасались ножницы, даже в те времена, когда безжалостный Ленотр остригал боскеты Версальские, когда последний провинциальный дворянин рассаживал по шнуру смиренные акации и овощи в своем огороде. Вольтер, говоря о замке Сирейском, описывая красоты его окрестностей, - кажется, в письме к королю Прусскому, - прибавляет: Trop d'art me revolte et m'ennuie: J'aime mieux ces vastes forets! Эти леса и поныне украшают Сирей своею дикостию. Замок сохранил древнюю наружность; можно отличить новые пристройки и балконы. Они принадлежат к Вольтерову времени. На крутой кровле (ala mansarde) я заметил некоторые украшения и высокие продолговатые трубы, обложенные лепными изображениями, похожие на трубы замка Pont sur Seine, принадлежащего Летиции, матери Наполеона. Мы вошли в Сирей и удивились обширным залам, убранным в новейшем вкусе. Наружность того не обещала. Замок принадлежит г-же де-Семиан, женщине весьма умной, некогда прекрасной. Он был разграблен в революцию, и после того времени всё строение возобновлено. К сожалению, мы нашли мало следов прежней обладательницы и ее славного друга, который, как говорит Лебрюн, "утомил стогласную Славу". В столовой несколько картин, изображающих зверей и охоту. Эта живопись, довольно приятная, существовала уже при маркизе, и мы смотрели на нее с большим удовольствием. Пройдя несколько покоев, в правом флигеле замка нам отворили дверь в залу Вольтерову. Здесь мы нашли большой мраморный камин, тот самый, который согревал Вольтера; несколько новых мебелей: клавесин, маленький орган и два комода. Окны до полу. Две круглые стеклянные двери в сад; одна из них украшена надписями, на камне высеченными. На фронтоне мы прочитали Виргилиев стих: Deus nobis haec otia fecit, из первой эклоги; на косяке несколько стихов из Попе, которого Вольтер всегда любил, и, наконец: Asile des beaux arts, solitude ou mon coeur Est toujours occupe dans une paix profonde, C'est vous qui donnez le bonheur, Que promettait en vain le monde. - стихи, написанные Вольтером в счастливую минуту наслаждения душевного, в глазах божественной Эмилии, единственной женщины, которую он любил наравне со Славою, которой он был обязан всем и которая достойно гордилась дружбою творца Заиры Из окон сей залы видны ближние деревни и два ряда холмов, заключающих прелестную долину по которой извивается речка Блез. В глубоком молчании и я, и товарищи долго любовались приятным видом отдаленных гор, на которых потухали лучи вечернего солнца. Может быть, совершенная тишина, царствующая вокруг замка, печальное спокойствие зимнего вечера, зелень, кое-где одетая снегом, высокие сосны и древние кедры, осеняющие балкон густыми, наклоненными ветвями и едва колеблемые дыханием вечернего ветра, наконец, сладкие воспоминания о жителях Сирея, которых имена принадлежат истории, которых имена от детства нам были драгоценны, погрузили нас в тихую задумчивость. "Здесь Фернейский мудрец, - так воскликнул г. Р-н, житель Сирея, прервав наше молчание, - здесь славнейший муж своего века, чудесный, единственный, который, как говорят, вырезывал на меди для потомства, который всё знал, всё сказал, который имел доброе, редкое сердце, ум гибкий, обширный, блестящий, способный на всё, и, наконец, характер вовсе несообразный ни с умом его, ни с сердцем, - здесь он жил, сей Протей ума человеческого; здесь во цвете лет своих наслаждался он уединением и свободой, которым знал цену, и долго не покидал их для коронованной Сирены, для рукоплесканий и для прихожей г-жи Помпадур. Странный человек! Он многое предвидел, многое предсказал в политике; но мог ли он предвидеть, что несколько десятков лет спустя вы придете в замок Эмилии с оружием в руках, с толпою жителей берегов Волги и людей, пиющих воды Сибирские, и что там, где маркиза прекрасною рукою поливала мак, розы и лилеи, кормила голубей ячменем, вот у этой самой голубятни; что там, где она любила отдыхать под тенью древних кедров, у входа в Заирину аллею, где Вольтер у ног ее в восторге читал первые стихи бессмертной трагедии и искал похвал и одобрения в голубых глазах своей Урании, в божественной ее улыбке, - там милостивые государи, там вы расставите часовых с ужасными усами, гренадер и козаков, которые приводят в трепет всю Францию...?" Мы засмеялись словам г. Р-на, и он продолжал, понизив немного свой голос: "Здесь долгое время был счастлив Вольтер в объятиях Муз и попечительной дружбы. Там, где я обитаю, земной рай, - писал он к приятелю своему Терио. - Не мудрено! Представьте себе лучшее общество, ученейших людей во Франции, придворных остроумных Поэтов, таких, например, как Сен-Ламбер, который умел соединять любезность с глубокими сведениями, философию с людкостию, и в кругу таких людей - маркизу, которая умела все одушевить своим присутствием, всему давала неизъяснимую прелесть, - и вы будете иметь понятие о земном рае Вольтера. "Она - чудо во Франции", говорил Вольтер. Ум необыкновенный, лицо прекрасное, душа ангела, откровенность ребенка и ученость глубокая, - всё было очаровательно в этой волшебнице! Она, вопреки г-же Жанлис, вопреки журналисту Жоффруа и всем врагам философии, была достойна и пламенной любви Сен-Ламбера, и дружбы Вольтера, и славы века своего. Здесь маркиза кончила жизнь свою, на лоне дружества. Все жители плакали о ней, как о нежной, попечительной матери. У бедных память в сердце: они еще благословляли прах ее, когда Литераторы наши начали возмущать его спокойствие клеветами и постыдным ругательством. Но Вольтер был неутешен. Вы помните его письмо, в котором он из Бар-Сюр-Оба уведомляет о болезни и потом о смерти маркизы. Беспорядок этого письма доказывал его глубокую горесть. И мог ли он не сожалеть об утрате единственной женщины, о которой и вы, иностранцы, неприятели, говорите с любовию, с уважением?"
|
|
Раздел Батюшков о Франции > глава Батюшков о Франции, фотографии, карты |
|
|
|
|